Славянский мир о смерти и погребении:

Путь к новому всегда лежит через смерть отжившего. Путь к жизни извечно лежит через смерть, путь к свету - через тьму. Не всякому дано постичь сие… Многие ценят свою собственную жизнь выше жизни своего рода. С одной стороны оно и понятно - каждый человек есть продолжатель своего рода, род людьми и держится. Но с другой, когда опасность и война грозит всему твоему роду, жизнь отдельного его представителя теряет всякий смысл.
Иным мир кажется совсем простым - когда день означает “безусловное добро”, а ночь отожествляется с “абсолютным злом”. Но без ночи не наступил бы и день, без зимы не наступило бы лето. Так смерть - естественный цикл коловращения, закон природы, который человеку не нарушить, ибо жизнь и смерть - две стороны одной, Вселенской, “медали”.
По русскому обычаю в случае мучительной смерти человека над смертным одром просверливали дыры в потолке или стерне, поднимали балку матицы или “ломали” конек избы, то есть снимали его с крыши. Позднее стали снимать одну из досок потолка. Делалось это с тем, что бы “пропустить душу” умирающего, ибо дела земные не давали ей покинуть тело. До сих пор в деревнях так “освобождают” знахарей и колдунов - они за свою жизнь они приняли на себя много хворей и забот других людей, которым оказывали помощь либо наоборот насылали порчу.
Для того что бы “пропустить душу” так же как и про родах, в доме отворяли все двери и окна, снимали задвижку с печной трубы, расстегивали одежду и развязывали узлы поясов. Вымытого и одетого по обычаю усопшего клали на скамью ногами к входной двери.
После смерти покойного начинали оплакивать. В родноверии (язычестве) воплощением этого плача, печали и скорби были Карна (Кручина) и Желя (Журба) - две вечно печальные сестры, спутницы богини судеб - Макоши. Имя личное Карна происходит от слова “карите” - оплакивать. Желя связанна со словами “жалость”, “сожаление”.
Сестры эти - вековечные плакальщицы, божества похоронного обряда, при этом Карна - олицетворение печали, Желя - беспредельного страдания. Карна издает громкие траурные стенания-вой, Желя же - тихое рыдание (не случайно в древности один из типов могильников-кладбищ называли жальниками). В “Слове о полку Игореве” говорится: “За ними кликну Карна и Жля, поскочи по Русской земле”.
Во времена родноверия (язычества) у славян бытовал обряд трупосожжения на костре (кремация). Покойного иногда в салазках, иногда в лодке либо в ладье клали на краду (погребальный костер, дрова которого были выложены срубом).
Почему умершего клали в ладью? Согласно верованиям путь умершего пролегал через некую водную преграду (так же символ очищения), в фольклоре известную как река Смородина. Река эта разделяет мир живых и мертвых, мир Яви и Нави, без преодоления ее невозможно попасть на “ту сторону” и дух человека вынужден будет вечно блуждать среди людей. Иное понимание этой реки - небесный Млечный Путь, фольклорное Беловодье, дорога в Ирий. Не случайно даже князя Владимира Крестителя, не смея нарушить древний обычай, повезли хоронить летом на санях-салазках. В Древней Руси, средь бескрайних и непроходимых лесов, реки играли роль путей сообщения - летом по ним плавали в ладьях, а зимой ездили по льду на санях.
После прогорания крады остатки костра и прах усопшего собирали в горшок или в урну. Чаще всего его переносили на новое место, где над прахом насыпали курган. В земле вятичей бытовал обычай ставить горшок в специальном срубе - домовине - “на путях”, то есть на перекрестах дорог. От образа этих домовин, поставленных на столбах, и пошла избушка богини смерти - бабы Яги, которая, как известно, стоит в на опушке (либо поляне в лесу) на “курьих ногах”.
Обряд похорон продолжался стравой: пиром-поминками. Особым обрядом поминовения павших за род в бою воев была тризна. Обряд этот включал в себя состязания в честь умершего, боевые игры, ратания и поминальные пиршества на которых часть народа оплакивала смерть человека, а другая часть веселилась продолжению жизни рода. До сих пор в честь умершего воина салютует из стрелкового оружия, провожая его в последний путь. Тризна провозглашала торжество жизненных начал над смертью. В “Повести временных лет” упоминается, что в IX веке тризна входила в похоронный обряд вятичей в виде конных состязаний. До сих пор на поминках существует традиция обильного угощения - один из сохранившихся языческих обрядов.
И по сей день на поминках едят кутью - поминальную кашу, и блины - символ коловращения жизни и смерти, а на кладбищах-жальниках оставляют венки как символ требы.
Длился обряд тризны три дня и совершался обычно на кургане покойного либо в близи него. По завершении на кургане оставлялась треба теперь уже ушедшему предку. Курган досыпался вторично, скрывая таким образом в себе остатки поминальной трапезы. Иногда на его вершине ставился чур в память о покойном.
После похорон надо первым делом коснутся очага или печи. Этим человек очищается от прикосновения смерти.
Почему же славяне сжигали своих усопших по обряду кремации? Извечно Огонь Сварожич был у славян посредником меж людьми и богами. Он являет силу богов небесных на земле. Он оберегает и очищает от всякой нечисти. Не случайно все требы небесным богам совершались на огне. Доверить тело усопшего огню - значит обеспечить его прямую дорогу в мир предков.
В источниках есть рассказ о том как русич в разговоре с заморскими купцами насмехался над обрядом ингумации (трупоположения): “ваши, мол, предки лежат в земле, где их поедают черви, а мы своих предков отправляем прямо к богам”. Правду в народе говорят: для кого земля не станет Матерью, для того она будет могилой.
У славян обряд трупосожжения появился в XV в. до н.э. и существовал в той или иной мере 27 столетий - вплоть до эпохи Владимира Мономаха. В более ранних древнеславянских курганных погребениях обнаружены останки трупов в скорченных позах. Тем самым они имитировали позу эмбриона в материнском чреве, а скорченность достигалась искусственным связыванием трупа. По всей видимости, родичи готовили умершего ко второму рождению, к перевоплощению в одно из живых существ. На смену скорченности приходит новая форма погребения: покойников хоронят в вытянутом положении; умерший "спит", оставаясь человеком (спокойным человеком - "покойником"). Позднее с обычаем сжигания умерших появились и специальные погребальные сооружения - погосты, в которых постепенно захоранивали останки всех предков. Останки наслаивались в течение многих столетий, и образовывались высокие конические курганы. Такие курганы встречаются в верховьях Днепра, Волги, Оки. Русский историк В. О. Ключевский (1841-1911) так описывал захоронения у славян: "Обоготворенный предок чествовался под именем чура в церковно-славянской форме щура; эта форма доселе уцелела в сложном слове пращур. Значение этого деда-родоначальника как охранителя родичей доселе сохранилось в заклинании от нечистой силы или нежданной опасности: чур меня! - т. е. храни меня дед. Охраняя родичей от всякого лиха, чур оберегал и их родовое достояние. Нарушение межи, надлежащей границы, законной меры мы и теперь выражаем словом "чересчур". Этим значением чура можно объяснить одну черту погребального обряда у русских славян, как его описывает Начальная летопись. Покойника, совершив над ним тризну, сжигали, кости его собирали в малую посудину и ставили на столбу на распутиях, где скрещиваются пути, т. е. сходятся межи разных владений. Отсюда суеверный страх, овладевавший русским человеком на перекрестках". Слово "столп" означало в древнерусском еще и надмогильный домик, саркофаг. Многие археологические раскопки подтверждают это. Так, в Боршеве в курганах Х в. впервые были обнаружены небольшие деревянные срубы с остатками трупосжигания и кольцевой оградой вокруг них. Пpax кремированных захоранивался в глиняных урнах, в обычных горшках для приготовления пищи. Урны захоранивали в "столпах" внутри насыпных курганов. Известны также и "поля погребений", т. е. кладбища без внешних наземных признаков. С IX-X веков общие погребения постепенно заменяются индивидуальными захоронениями, но сожжение трупов еще сохраняется. Арабский путешественник и писатель Ибн-Фад-лан, совершивший путешествие в 921-922 годах в страну волжско-камских болгар, так описывает похороны богатого русса: "Мне сказывали, что руссы со своими начальными людьми делают по их смерти такие вещи, из которых малейшая есть сожжение. Я очень желал присутствовать при этом и вот узнал, что один знатный человек у них умер. Они положили его в могилу в том платье, в котором он умер, поставили с ним рядом пьяный напиток, положили плоды и балалайку. Могилу накрыли крышкой, засыпали землей, и она так оставалась в течение десяти дней, пока кроили и шили одежду покойнику. Это только для богатых делают так, а бедных просто сажают в небольшое судно (лодку) и сжигают. У богатого собирают все его имущество и делят его на три части: одну дают семье, на другую изготовляют платье, а на третью долю покупают пьяный напиток, который будут пить в тот день, когда одна из девушек согласится убить себя и будет сожжена со своим хозяином.". А согласившаяся на смерть девушка ".пила каждый день вино, веселилась и радовалась. И вот наступил день сожжения.уже сооружено судно для умершего. Оно было укреплено четырьмя деревянными подпорами, а вокруг него расставлены были высокие деревянные кумиры (идолы). Вокруг ходили, говорили и пели люди. Затем принесли скамью (ложе) и поставили ее в лодке. После этого пришла старая женщина (жрица смерти). Она накрыла скамью коврами, а по ним - греческой золотой тканью, и положила подушки из такой же ткани. Когда постель была изготовлена, руссы пошли за покойником к его могиле, раскрыли крышку, вынули мертвеца, как он был, со всеми предметами, которые были при нем. надели ему на голову шапку из золотой ткани с соболевой опушкой; понесли его в палатку, которая была устроена в лодке, посадили на постель и обложили его подушками. Затем принесли пьяный напиток, плоды, благовонные растения и положили к нему, принесли также хлеб, мясо, лук и положили перед ним; принесли собаку, рассекли ее на две части и положили сбоку его". За собакой последовали две разрубленные лошади, петух, курица. "На другой день, между полуднем и закатом солнца, руссы повели девушку к чему-то, сделанному наподобие навеса или выступа у дверей. Она стала на ладони мужчин и, поднятая ими, посмотрела на этот навес, сказала что-то на своем языке и была спущена. Она сказала: "Вот вижу отца моего и мать мою". Затем ее подняли во второй раз. Она сделала то же самое и сказала: "Вот вижу всех родителей, умерших родственников, сидят". Подняли ее в третий раз, и она сказала: "Вот вижу моего господина, сидит в саду, а сад прекрасен, зелен; с ним сидит его дружина и отроки. Он зовет меня. Ведите меня к нему". Ее повели к лодке. Она сняла свои запястья с рук и надела их старой женщине; сняла обручи-кольца со своих ног и отдала двум девушкам, которые ей прислуживали. Потом ее подняли на лодку, но не ввели в палатку, где лежал мертвец. Пришли мужчины со щитами и палками и подали ей кружку с пьяным напитком. Она взяла ее, спела над нею песню и выпила ее. Это она прощалась со своими подругами. После этого ей подали другую кружку, она взяла и запела длинную песню. Старуха торопила ее выпивать кружку скорее и идти в палатку, где ее господин. Я видел ее в нерешимости, она изменилась. Неизвестно, желала ли она войти в палатку. Мужчины начали стучать по щитам палицами - для того, вероятно, чтобы не слышно было ее криков, чтобы это не устрашило других девушек, готовых также умереть со своими господинами. В палатку вошли шесть человек и простерли девушку обок с ее господином; двое схватили ее за ноги и двое - за руки, старуха обвила ей вокруг шеи веревку. После этого под лодку подложили дров, ближайший родственник покойного, взяв кусок дерева, зажег его и, держа в руке, пошел к лодке. Он первый зажег костер, за ним стали подходить остальные люди с лучинами и дровами, каждый бросал в костер зажженную лучину и дрова. Вскоре огонь охватил дрова, затем - лодку, потом - палатку с мертвыми и со всем в ней находящимся. При этом подул сильный ветер, пламя усилилось. Один из руссов проговорил: "Бог любит покойника: послал сильный ветер, и огонь унес его в одночасье" - и действительно, не прошло и часа, как лодка и оба мертвеца превратились в пепел. Над останками был насыпан холм, и сверху поставили столб из белого тополя с именем покойного и именем царя руссов". Об этом же обычае самосожжения вдов у славян говорит Н. М. Карамзин (1766-1826) в "Истории государства Российского". "Славянки не хотели переживать мертвых мужей и добровольно сжигались на костре с их трупами. Вдова живая бесчестила семейство". Христианство выступило против сожжения умерших по римскому обычаю и курганных захоронений и восприняло древнеиудейский обычай погребения - предание земле. Впервые на Руси по этому обряду был похоронен княгиней Ольгой, принявшей христианство, ее муж - князь Игорь. "Приде ко гробу его и плакася по мужу своем и повеле людям съсути (т. е. насыпать) могилу велику. и повеле тризну творити". (Лаврентьевская летопись). Между тем, новый обычай захоронения прививался с трудом и до, и после крещения славян. Христианский обряд погребения насаждался на русской земле силой, и повсеместно встречал сопротивление. Поначалу предание земле считалось княжеским обрядом. Так, при похоронах сына Муромского князя Константина, совершенных в XI в. по христианскому ритуалу, народ дивился, поелику похороны творились не по известному обычаю. Древний обряд трупосжигания, доживший в краю вятичей до времен летописца Нестора, сохранился в Тульской и Калужской губерниях в пережитках до конца XIX в.: на христианской могиле после похорон разводили огромный костер. Древние погребальные избушки-домовины, столпы сохранились в северных областях до начала XX в. Поверья восточных славян говорят о разделении умерших на две категории: "чистых" покойников, умерших естественной смертью, которые получали название "родителей", и "нечистых", погибших неестественной смертью (самоубийцы, опойцы /по В. Далю - кто опился вина, сгорел, помер с опою. Где опойцу похоронят, там шесть недель дожди стоят - почему и стараются похоронить его на распутии, на меже/, колдуны и др.) - "заложных". Отношение к тем и другим было различное. "Родителей" почитали как добрых покровителей семьи, их память отмечалась поминальными обрядами, жертвенными трапезами. С утверждением христианства поминальные, или "родительские", дни были закреплены Церковью за определенными датами православного календаря. "Нечистые" покойники вызывали суеверный страх, им приписывали опасные, вредоносные свойства. Считалось, что "заложные", преждевременно ушедшие из жизни, якобы обижены на живых и могут им мстить, что земля их не принимает, поэтому они вынуждены бродить бесприютно и тревожить живых. До XIX в. дожило широко распространенное поверье, что "заложные" знаются с нечистой силой и сами могут превращаться в тот или иной вид нечисти. Согласно древнеславянским верованиям, душа не уничтожается в момент смерти человека, а невидимо отделяется от тела и направляется в далекую загробную страну мертвых, которая находится где-то за горами, за лесами. Вероятно, уже в дохристианскую эпоху у славян сложилось представление о местопребывании душ умерших, как о цветущем саде. Для путешествия в эту страну покойника снабжали всем необходимым: клали в гроб одежду, обувь, утварь. После погребения "родителей" устраивали поминальные трапезы - кормление их душ. Преемственная связь поколений особенно ярко проявляется в обычаях похоронно-поминального цикла. Уже давно отмечен стойкий консерватизм этого печального ритуала, сохраняющего немало архаических поверий и обрядов, которые уходят корнями в глубокую древность.

Как и в случае с другими чудесами мира, однозначно ответить на вопрос, почему для могил были избраны формы двухступенчатых пирамиды или созданы просто большие земляные насыпи, невозможно.
Издревне русы верили, что путь души в иной мир долог и опасен. Считалось, что и людским душам, и душам птиц и зверей предстоить попасть на «тот свет». Вероятно, сначала душе приходилось бродить в подземном мире, пробираться там сквозь тёмные леса и луга, где «буйны ветры не провевают», «нет проезду туда на ступистых лошадушках, нет проходу во темных лесах дремучих» . Живые люди тоже иногда могли попадать в иной мир сквозь колодцы, ямы. Этот мир мёртвых назывался Навь. Некоторые души, поступавшие при жизни неправильно, не могли подняться выше. Душа же человека, жившего по Правде, улетала дальше, как говорится в народе, «за горушки за высокие», «за облачка за ходячие», «к красну солнышку, к светлу месяцу», туда, где в высотах находится светлый Ирий.

Курган в форме горы как раз призван помочь душе подняться, достичь высот и попасть в Ирий.
Двухступенчатые курганы словно служат иллюстацией того, что и в ином мире есть две «ступени» - Навь и Ирий.
Покойника хоронили вместе с его основными вещами. Вероятно, это делалось вовсе не для того, чтобы он этими вещами пользовался на «том свете», ведь считалось, что вещи нельзя забрать с собой – в загробном мире они могли превратиться в гнилушки. Но запрещено было оставлять себе долю умершего, иначе он мог вернуться за ней в мир живых и забрать её. Родственники, к примеру, могли положить умершему все его деньги со словами: мы не остаёмся тебе должны.
Место для курганов выбирали особое: как правило, вблизи реки, символизирующую реку Смородину, через которую душа по Калинову мосту переходила в мир иной, и, как правило, место должно обладать особой энергетикой: сейчас такие места мы называем геопатогенными зонами, они неблагоприятны для людей, но считаются перекрёстками миров.